Утром наступление возобновилось на всем фронте бригады. Но скоро стало ясно, что теперь немцы стремятся прорвать оборону четвертого и пятого батальонов.
Между тем высланный в помощь бригаде резервный полк 388–й дивизии задержался — должно быть, из‑за непогоды — на марше и в 9 часов утра, когда стало уже совсем светло, только подходил к нашим тылам. Обнаруженный немецким самолетом–разведчиком, полк попал под артиллерийский обстрел, а затем под штурмовку с воздуха. В результате он не только не смог немедленно пойти в контратаку, но лишь к концу дня был приведен в порядок.
Чувствуя, что командир полка капитан Ашуров и комиссар Алимов не в состоянии быстро собрать своих людей, рассеявшихся по незнакомой местности, мы послали им в помощь майора Текучева, который и вывел часть подразделений к назначенному рубежу. Затем отправился туда и я, чтобы выяснить общее состояние полка. По пути наткнулся на группу встревоженных красноармейцев–азербайджанцев. Они объяснили, что недалеко отсюда убит немецким снарядом «большой начальник».
На снегу лежал Тимофей Наумович Текучев. Я наклонился и назвал его по имени. На какой‑то миг он открыл глаза и тотчас же снова закрыл. Но я понял: он меня узнал. Губы умирающего зашевелились. Прильнув к ним ухом, я услышал слова, врезавшиеся в память на всю жизнь:
— Прошу Севастополь не сдавать… Вере…
На этом он умолк. Я принял предсмертный наказ майора Текучева боевым товарищам. Но так и не узнал, что хотел он передать своей жене — Вере Николаевне. Она вместе с мужем пошла на фронт и служила в санчасти нашей бригады.
18 декабря прошло в отражении фашистских атак, следовавших одна за другой. На нашем правом фланге была введена в бой 40–я кавдивизия. Дивизией ода называлась, в сущности, условно, потому что имела очень мало бойцов, и еще более условно — кавалерийской дивизией, ибо сражалась в пешем строю. Отбить у немцев гору Азиз–Оба ей не удалось. Но командир дивизии полковник Ф. Ф. Кудюров, краснознаменец еще с гражданской войны, все‑таки помог нам своей контратакой. С этого дня кавдивизия стала нашим соседом справа.
Особенно упорны бои на участке четвертого батальона. В трудный момент его комиссар старший политрук В. Г. Омельченко, вооружившись связками гранат, возглавил отчаянно дерзкую контратаку против фашистской пехоты и танков. Бросок был настолько стремителен, что немцы открыли огонь лишь после того, как два их танка запылали. И тут же завязалась рукопашная схватка.
Комиссар и десять краснофлотцев были отрезаны от своих и окружены взводом немецкой пехоты. Пробив гранатами брешь во вражеском кольце, комиссар приказал краснофлотцам отходить, а сам стал их прикрывать. Тогда десятка два гитлеровцев окружили Омельченко. Последними гранатами он уничтожил еще нескольких врагов и, фактически уже безоружный, бросился на появившегося перед ним немецкого офицера и богатырским ударом сбил его с ног. На выручку комиссару подоспели краснофлотцы. Группа смельчаков благополучно вернулась к своим.
Слушая потом рассказы о подробностях этой схватки, я думал о том, как много значит в таких вот условиях, при численном перевесе врага, поведение в бою буквально каждого человека.
В окружение, но уже гораздо более длительное, попала в тот день и рота лейтенанта В. Н. Гаврилина. Организовав круговую оборону, рота почти двое суток отбивалась от наседавших гитлеровцев и в конце концов соединилась со своими.
Вечером обстановка заставила командира бригады самого отправиться в расположение приданного нам полка 388–й дивизии, чтобы попытаться организовать контратаку. Но, отойдя метров на шестьсот, Вильшанский оказался отрезанным от КП продвинувшимся здесь противником. Пришлось развернуть новый командный пункт. С него мы уже ночью связались со штабом четвертого сектора и выяснили, что наш штаб и некоторые подразделения бригады находятся в полу- окружении, отрезанные от соседей.
Однако связь между прежним нашим КП и штабом сектора действовала. Майор Сахаров докладывал туда:
— Немцы в ста — ста пятидесяти метрах перед нами. Слышим также стрельбу справа и слева. Организуем круговую оборону.
Начштаба сектора посоветовал Сахарову поскорее выбираться на новый КП бригады.
— Не могу сейчас этого сделать, — ответил Василий Павлович, — У нас тут человек тридцать раненых. Нужны санитарные машины… .
— Их уже пытались к вам послать, но на дорогах стоят немецкие танки.
— Понял вас. Что‑нибудь придумаем, — закончил Сахаров разговор.
В течение ночи раненые были вынесены на руках под носом у немцев. Майор В. П. Сахаров и заместитель начальника политотдела батальонный комиссар Д. С. Озеркин последними оставили наш старый КП.
Отбивая три дня атаки частей 22–й немецкой дивизии, мы все‑таки основательно ее потрепали. 20 декабря она уже не смогла не только наступать против нас сплошным фронтом, но и потеснить на каком‑нибудь одном участке. Четвертый день декабрьского штурма оказался для нас более спокойным.
Но наша оборона уже не была сплошной. В одном месте разрыв между подразделениями достигал километра. Огромный урон понесли мы в командном и политическом составе. Убит командир третьего батальона майор Бутаков. Пали на поле боя комиссары батальонов Г. Г. Кривун, И. И. Шульженко, В. Г. Омельченко и И. И. Мальгин, политруки рот I'. Д. Крапивко, И. С. Луничев, Н. М. Труд, И. Г. Литвиненко. В числе тяжело раненных — командир четвертого батальона майор Ф. И. Линник, командир разведки А. С. Удодов, прозванный за удаль в ночных вылазках «матросом Кошкой».