За относительно «тихий» день мы пополнили роты людьми из тыловых подразделений. Но все равно три батальона, особенно поредевших, пришлось объединить в один, который стали называть сводным. Возглавил его начарт бригады майор С. П. Сметанин. Батальон занял оборону поперек оврага Барак.
Его соседями оказались роты береговых артиллеристов — с 30–й батареи под командованием старшего лейтенанта Окунева и с 10–й во главе с ее командиром капитаном Матушенко.
Работники политотдела, переходя из окопа в окоп, рассказывали краснофлотцам о положении дел под Севастополем, о подробностях разгрома гитлеровских войск под Москвой, которые только что сообщило радио. Новости из столицы были воодушевляющими. Они укрепляли уверенность в том, что разобьем фашистов и тут. Из рук в руки передавались свежие номера флотской газеты «Красный черноморец» и армейской «За Родину». Крупные заголовки на их первых страницах призывали усилить удары по врагу.
Все мы с тревогой прислушивались к гулу боя, кипевшего справа, в долине Бельбека. Там 132–я немецкая дивизия продолжала яростно атаковать наших соседей.
21 декабря возобновились атаки почти на всем фронте бригады. Но главный натиск — вдоль Качинской долины, где обороняется первый батальон.
— Держитесь, Хотин! — отвечает комбриг на доклад комбата об обстановке. — Артиллерией сейчас помогу, а людей у меня нет.
Вильшанский разворачивает карту. Первый батальон сейчас у нас единственный, который удерживает старые позиции. Потому фашисты и жмут именно на него.
— Все равно у них тут ничего не выйдет, — убежденно говорит комбриг. — Верю, что Хотин и сегодня отобьет все атаки.
Вильшанский знал Алексея Хотина еще курсантом — вместе учились. Потом надолго потерял его из виду. Жизнь Хотина сложилась нелегко: кадровый командир, любящий службу, он не по своей вине оказался вне армии, по клеветническому навету был исключен из партии… Когда формировалась бригада, Вильшанский случайно увидел Хотина, только что призванного из запаса. Встретились как старые товарищи.
— Возьми к себе кем угодно, — попросил Хотин. — Хочу доказать, что я остался коммунистом…
— На роту пойдешь? — спросил Вильшанский.
— Буду благодарен.
— Принимай батальон, — подумав, решил Владимир Львович.
Я знаю все это по рассказам Вильшанского и теперь снова вспоминаю, следя в бинокль за участком первого батальона. Не выдержав огня артиллерии, фашисты, наступавшие по северному склону долины, залегли еще далеко от наших окопов. Потом остановились и те, что двигались по южному склону. И вот из окопов поднялись, устремились вперед цепи наших бойцов.
— Смотри, Владимир Львович! Пошли в контратаку! — кричу я комбригу.
Начальник штаба докладывает, что контратаку начала рота старшего лейтенанта И. П. Савельева. Но мы уже видим — пошли и другие подразделения. Противник пытается остановить их огнем, однако вынужден сам отходить к своим окопам. Батальон капитана Хотина отразил еще один удар.
Вскоре на КП приносят карту, найденную у фашистского офицера, только что убитого на участке первого батальона. На карту нанесен план наступления 22–й немецкой дивизии. Враг еще силится выполнить этот план, но стойкость и боевая активность наших бойцов уже внесла в него свои поправки, и весьма существенные.
Во второй половине дня фашисты атакуют сводный батальон майора Сметанина и роты береговых батарей. У врага большой перевес в силах и местами ему удается продвинуться на 300–400 метров. Нащупав разрыв между сводным и первым батальонами, немцы начинают в него вклиниваться. Нужно немедленно что‑то предпринимать.
— Возьмем из бригадных тылов всех, кто там остался! — предлагаю Вильшанскому. Комбриг согласен.
В штабе и тыловых подразделениях набралось человек сто с лишним. Помощник начальника оперативной части майор Носков ведет их в контратаку, и положение на опасном участке выправляется, хотя, может быть, и ненадолго.
А вечером раздается вдруг звонок из штаба армии:
— Встречайте пополнение! Высылаем к совхозу имени Перовской.
Вот это новость! Сейчас никак не ожидали.
Уже почти ночью на КП появляется молодцеватый моряк.
— Товарищ полковник! — рапортует он Вильшанскому. — Капитан Головин прибыл в ваше распоряжение с двумя ротами в составе пятисот краснофлотцев. Все вооружены только винтовками…
— Вы и не представляете, как вовремя прибыли! — не скрывает комбриг своей радости.
Две роты капитана Головина сразу же объявляем батальоном и выводим на передний край правее сводного. Наша оборона становится плотнее.
С утра возобновляется привычная уже обработка наших позиций артиллерийским и минометным огнем. Снаряды рвутся и на переднем крае, и у КП. Со стороны Качи появляются самолеты. Они идут на небольшой высоте и как‑то неторопливо приступают к бомбежке. Некоторые делают по несколько заходов, выбирая цель. Явно чувствуют себя хозяевами в воздухе. Да и что, в самом деле, может им сделать единственный оставшийся у нас зенитный пулемет!..
Комбрига тревожит наш новый батальон — народ‑то там, кажется, еще не обстрелянный.
— Что у вас делается, слышу и вижу! — кричит Вильшанский в трубку. — Скоро немец пойдет в атаку. Подбодри своих людей, Головин! — комбриг переходит на обычное для такой обстановки «ты».
Однако труднее всего приходится опять батальону Хотина. Его атакуют с двух направлений. После жестокого боя немцы вклиниваются в оборону батальона. Группа автоматчиков врывается на его командный пункт. Но ненадолго! Группа краснофлотцев под командованием начальника штаба батальона капитана В. А. Карпенко отбрасывает врага назад. Ценою больших потерь положение восстанавливается.