У черноморских твердынь. Отдельная Приморская арми - Страница 87

На НП Халамендыка есть раненые. И опять нарушена связь. Даниил Васильевич долго всматривается туда, откуда часто–часто бьют четыре вражеских орудия.

— Вижу, вижу! — восклицает он наконец. — Эх, хоть бы на пять минут связь!

Телефонист попробовал выбраться из окопа, но тотчас же спрыгнул обратно, схватившись за руку, — пулеметчик из дзота бьет прямо по брустверу.

— Пишите записку Пшеничному, я проберусь, а оттуда передадим по линии! — решительно заявляет командиру батареи Иван Кучерявый.

— Бей по амбразуре! — приказывает Халамендык своему пулеметчику. И пока идет яростная дуэль двух пулеметов, Кучерявый, прижимаясь к земле, удаляется от НП.

Вот он уже совсем близко от наблюдательного пункта 7–й батареи.

— Быстрее, быстрее!'—кричит оттуда лейтенант Пшеничный.

Но заметили разведчика и немцы из дзота. Пулеметная очередь настигает его уже на бруствере. Мертвый Иван Кучерявый падает в окоп. В руке зажата записка. Пшеничный берет ее и осторожно разворачивает. Минуту спустя друг Кучерявого Степан Малыхин передает на огневую позицию слова команды:

— По батарее… старой гранатой… взрыватель фугасный…

Разрывы снарядов накрывают немецкую батарею. И только вечером, когда восстановили связь с Халамендыком, Даниил Васильевич узнал, что его любимец Иван Кучерявый, доставивший записку Пшеничному, заплатил за это жизнью.

— Иван Ефимович, я должен за Ваню отомстить, — сказал Халамендык по телефону командиру 7–й батареи. — Прошу помочь мне в этом. И Леонову передай эту просьбу. У нас сил хватит, чтобы ночью уничтожить этих гадов в дзоте. А в окопах оставим дежурных…

Ничего не сообщив о задуманном в штаб дивизиона, командиры всех трех батарей в полночь поползли со своими разведчиками к дзоту. На случай неудачи для прикрытия отхода оставили в кустах два ручных пулемета.

Халамендык с противотанковыми гранатами в обеих руках первым подкрался к дзоту. Прогремели взрывы, и в то же мгновение затрещали в ответ два немецких пулемета и несколько автоматов.

— Вход заделан камнями, гранатой не возьмешь! — крикнул оказавшийся рядом с Халамендыком сержант Федор Сухомлинов с НГ1 7–й батареи. — Надо бутылкой в амбразуру!

— Крой, Федя!

Одна бутылка попала внутрь дзота, и яркий свет вспыхнул за каменным завалом. Гранаты довершили разгром вражеской огневой точки. В дзоте оказалось восемь убитых гитлеровцев. Два пулемета и семь автоматов стали нашими трофеями.

Утром майор Шаров, только что узнавший о ночной вылазке, докладывал о ней прибывшему в дивизион военкому полка батальонному комиссару П. С. Коновалову.

— За отвагу хоть представляй к награде. А за своеволие— впору наказывать… — закончил он.

Голос у майора был веселый. Шаров знал: раз все кончилось хорошо, особенно ругать не будут.

Недалеко от домика разорвались один за другим четыре снаряда. Задребезжали стекла, потянуло дымом. Опять артподготовка…

— Спуститесь в блиндаж, товарищ батальонный комиссар, — посоветовал военком дивизиона И. Ф. Фатичев.

— Обо мне не беспокойтесь, — ответил Коновалов. — Дайте‑ка лучше связного — пройду на наблюдательные пункты.

С Коноваловым и Фатичевым иду я. Над головой шуршат и свистят снаряды. То там, то тут подымаются черные столбы разрывов. Навстречу идут в тыл первые раненые.

Нырнув в блиндаж наблюдательного пункта 8–й батареи, слышим, как младший лейтенант Юрий Леонов командует из щели:

— Правее ноль–ноль пять… прицел больше два…

— Не страшно вам тут? — спрашивает Коновалов, пожимая руки артиллерийским разведчикам.

— Мы уж' привыкли, — откликается молодой темноволосый красноармеец. — Снаряд ведь дурной—может попасть, может и пролететь. Вот когда пехота подходит, это серьезнее. Но тогда некогда думать, страшно или нет, оглянешься только — близко ли ящики с патронами и гранатами…

— Кто из вас ходил вчера на дзот? — интересуется военком полка.

— Все, кроме телефониста, — ответил тот же паренек.

— О вашей смелой вылазке, товарищи, узнает весь полк. Удержим противника — будем ходатайствовать о награждении. А пока от лица командования объявляю вам благодарность! — заключил военком и обернулся к командиру батареи: — Как обстановка, товарищ Леонов?

— На участке Пшеничного противник поднялся в атаку. Судя по всему, бой приближается к его НП. Ожидаю, что с минуты на минуту поднимутся и здесь. Видите, сыплют мины, как горох. Сейчас сделаю налет потой батарее, что бьет из‑за высоты… А вы, товарищ комиссар полка, все‑таки малость пригнитесь, а то наш окопчик не рассчитан на ваш рост…

Прильнув к стереотрубе, Леонов передает связисту очередную команду.

— Пройду к Пшеничному, — решает Коновалов.

Высокий, широкоплечий, он легко и ловко выбрался из окопа. Фатичев и я бежим за ним. Быстро ложимся, когда вблизи подымается дымный столб разрыва, переползаем простреливаемую из пулеметов поляну… Вот и НП 7–й батареи. Один за другим скатываемся в окоп.

Тут ведет огонь из пулемета сержант Макаров.

— Да это ж посевная, а не прицельная стрельба! — с ходу бросает ему военком полка.

Между кустами замелькали фашистские солдаты. Коновалов сам берется за пулемет, грудью прижимается к стенке окопа, упираясь в другую стенку ногой. В его могучих руках «Дегтярев» кажется игрушкой. Комиссар посылает короткие очереди то в одну, то в другую сторону, а сам словно замер, не дрогнет ни одним мускулом.

— Вот это стрелок! — не скрывает восхищения Макаров.