У черноморских твердынь. Отдельная Приморская арми - Страница 31

В этот памятный день я мог в полной мере оценить командирское умение и личное мужество Сергея Ивановича Сереброва, полк которого оборонялся на направлении главного удара. Бесстрашный и неутомимый, не по годам подвижный, он управлял боем большей частью не с командного, а с наблюдательного пункта. А в самые трудные моменты появлялся в батальонах и ротах, воодушевляя бойцов своей выдержкой, энергией, уверенностью в победе.

Не могу не сказать еще раз и о молодом комбате Якове Бреусе. Его батальон отбивал атаки целого полка вражеской пехоты, имея у себя в тылу прорвавшиеся именно на этом участке фашистские танки. Стойкость этого батальона много значила для исхода всего боя. Но лишь потом мне стало известно, какую роль сыграли тут личные качества комбата, его храбрость.

Был момент, когда под натиском противника правый фланг батальона начал отходить. Полковник Серебров, видевший с НП все поле боя, сказал Бреусу по телефону:

— Положение на правом фланге должно быть восстановлено. Немедленно отправляйтесь туда. Я помогу артиллерией…

Комбат, только что вернувшийся из другой роты, вскочил на коня и, прискакав на правый фланг, сам повел бойцов в контратаку. И полностью восстановил положение, не отдав врагу ни метра. А ведь для этого нужно было отбросить фашистов, имевших большой численный перевес.

Считая, что доблестный комбат достоин самой высокой награды, я представил лейтенанта Якова Григорьевича Бреуса к званию Героя Советского Союза, которого он и был через некоторое время удостоен.

Я уже говорил, что в разгроме прорвавшейся группы танков важную роль сыграл 97–й противотанковый дивизион. Командир его капитан Василий Барковский хорошо использовал возможности своей огневой позиции, показав себя превосходным артиллеристом. Однако меньше всего он был склонен хвастаться тем, что сумел сделать. Помню, как Барковский предстал передо мной весь черный от пыли и дыма и сказал о закончившемся бое:

— Да в общем набили!.. — И тут же попросил: — Разрешите пойти помыться…

Среди героев дня был и старший лейтенант Михаил Долгий — командир разведбатальона, введенного в бой в качестве резерва. Командуя дивизией всего неделю, я, собственно, еще не успел толком познакомиться с Долгим, а впечатление, оставшееся от нескольких беглых встреч, складывалось как‑то не в его пользу: он отнюдь не блистал строевой выправкой, выглядел этаким неуклюжим увальнем… Но 18 августа маленький разведбатальон с его броневичками и танкетками существенно помог удержать район станции Карпово. И старший лейтенант Долгий все время был в самой гуще боя.

По мере поступления информации о других событиях этого дня становилось ясно, какие расчеты связывались у врага с намерением прорвать фронт обороны Одессы там, где по кратчайшему пути — вдоль железной дороги— до города было не более 35 километров. Видимо, не случайно в те самые часы, когда пехота и танки штурмовали наш рубеж, на город и порт было брошено свыше сотни фашистских бомбардировщиков. А советская воздушная разведка в это же время зафиксировала выход из Сулина в сторону Одессы неприятельских транспортов, эскортируемых сторожевыми катерами.

Попытка прорыва нашего фронта дорого обошлась фашистским захватчикам. Из трофейных документов впоследствии стало известно, что в этот день командующий 4–й румынской армией донес своему высшему начальству: «Войска 3–го армейского корпуса понесли чувствительные потери… 7–я пехотная дивизия потеряла 50 процентов всего личного состава, участвовавшего в атаке». Большие потери понесла и 3–я дивизия румын. По существу, было отражено наступление трех пехотных дивизий и танковой бригады.

Но и наша дивизия понесла при этом немалые потери. Только раненых, отправленных в медсанбат из трех полков, насчитывалось более трехсот.

Воспользовавшись тем, что враг пока притих, мы на следующий день организовали осмотр представителями всех рот и батарей подбитых вражеских танков (некоторые подтащили для этого поближе к нашим позициям). Отличившиеся артиллеристы и пехотинцы — истребители танков тут же делились с товарищами опытом. Делегаты от подразделений с особым уважением слушали красноармейца противотанкового дивизиона Михаила Могарычева: его орудие подбило несколько танков.

Такого рода работа имела тогда немалое значение. Ведь у известной части личного состава еще не исчезла танкобоязнь, порожденная успехом массированных танковых атак противника в первые недели войны. Не случайно политотдел дивизии получил задание срочно подготовить специальную брошюру с конкретным описанием приемов борьбы с вражескими танками, оправдавших себя в последних боях.

Казалось, что фронт под Одессой должен стабилизироваться. Во всяком случае, я считал положение нашей дивизии после боев 18 августа вполне прочным. 19 августа два наших батальона смогли даже улучшить свои позиции. Поэтому я был крайне удивлен, получив неожиданный приказ об отходе на новый рубеж. Аналогичный приказ получил и наш сосед—-25–я Чапаевская дивизия.

Приказ исходил от контр–адмирала Г. В. Жукова— командира военно–морской базы, вступившего в командование официально созданным Одесским оборонительным районом (кстати, это был первый и единственный приказ, который он отдал сухопутным войскам, минуя командующего Приморской армией). Я связался с генералом Софроновым и спросил, как все это понимать — ведь дивизия удерживает свои позиции, укрепилась на них. Командарм сдержанно ответил, что и по его мнению 95–ю дивизию можно было не отводить, но приказ командующего OOP надо выполнять. Не вдаваясь в детали, он добавил, что на левом фланге армии положение ухудшилось.