У черноморских твердынь. Отдельная Приморская арми - Страница 76

У нас с ним почти всегда так получается: вместе — только до первого окопа. А там обязательно задержится: и с одним ему надо поговорить, и с другим. И не любит, чтобы его сопровождало полковое начальство. На КП дивизии тоже не часто его увидишь. Позвонит с утра? я в таком‑то полку. А потом делится наблюдениями о таких деталях боевой жизни, которые только своими глазами и можно подметить.

— Боевой у нас комиссар, настоящий, — говорит по дороге в другой батальон Матусевич, будто подслушав мои мысли. И мне приятна эта искренняя, от души, похвала моему товарищу.

Чапаевцы настойчиво и планомерно совершенствовали оборонительные сооружения на своем рубеже. Сделано было немало.

В начале мая нашу оборону проверяли командующий Севастопольским оборонительным районом вицеадмирал Ф. С. Октябрьский, командарм Приморской И. Е. Петров, член Военного совета армии дивизионный комиссар И. Ф. Чухнов. Прежде всего они отправились на передний край 287–го стрелкового полка: были основания полагать, что при новом наступлении гитлеровцев этот участок может оказаться на направлении главного удара.

Среди густой зелени кустарника спускаемся в ход сообщения, и я веду своих начальников к траншее первой линии обороны. Извилистый ход почти не заметен сверху. Он проложен под раскидистыми кустами. Лишь кое–где понадобилось перекрыть ход бревнами, замаскировать камнями. Неподалеку от траншеи — развилка. В нише стоит телефонный аппарат. Табличка указывает путь к ближайшему медпункту.

Мы идем молча. Но, оглядываясь, я вижу, как адмирал Октябрьский удовлетворенно улыбается. Он, как и мы сами, радуется плодам упорного труда чапаевцев.

Вот и траншея. Нагибаться не нужно — она отрыта в рост человека. Боец из дежурной смены докладывает, что на участке его наблюдения противник ведет себя спокойно. Из траншеи тянется ход в направлении ничейной полосы, тщательно замаскированный привязанными к колышкам ветвями кустов.

— Там парный окоп, — объясняю я. — Они вынесены у нас вперед на пять–шесть метров. Такие окопы сократили потери при артобстрелах: противник бьет по линии траншей, а наши люди впереди. И наблюдать оттуда удобнее.

— Пойдем посмотрим, — предлагает Ф. С. Октябрьский.

В окопе два бойца. Над ними — козырек. На подкладках из дерева разложены гранаты и запасные пулеметные диски. На колышке, вбитом в стенку, баклажка с водой.

— Чудесный у вас окоп, — похвалил адмирал. — В ноябре, да и в декабре о таком можно было только мечтать.

— Для себя делали, товарищ командующий! — ответил один из бойцов.

— А это что такое? — командующего заинтересовал уходящий за окоп провод.

— Это наша связь с истребителями танков. Штука простая, но надежная. Дернешь раз — внимание, вижу врага. Дернешь два — огонь! А три раза — это запрос: живы ли?

Филипп Сергеевич Октябрьский стал искать глазами окоп истребителей танков.

— Бесполезно, товарищ командующий, — заметил Иван Ефимович Петров. — В него скорее свалишься, чем увидишь.

Когда осмотрели всю оборону 287–го полка, Ф. С. Октябрьский вдруг вспомнил:

— А где же ваши «невидимые батареи», те, что камнями‑то стреляют? И как вообще они?

— Пригодится и это, — ответил я. — А они в основном дальше, за передним краем.

Речь шла о потайных фугасах–камнеметах, созданных инженером дивизии Михаийлом Петровичем Бочаровым вместе с начартом Ф. Ф. Гроссманом. Делались они так: в котлован глубиной метра полтора закладывалась на дно взрывчатка, потом слой бревен, а на них — крупные камни. Сверху все маскировалось под общий грунт местности. Под землей и провода, ведущие к фугасу. Взрыв можно произвести с командного пункта. В Мартыновском овраге было испытание этих устройств в присутствии командиров полков. Камни взлетали вверх метров на семьдесят и со страшной силой шлепались вокруг. После этого заложили несколько десятков таких фугасов на подступах к нашему переднему краю, а также и в глу» бине обороны. Они пригодились в июне, когда дорого было все, что могло увеличить потери врага и хоть ненадолго ошеломить, задержать идущих на штурм гитлеровцев.

Руководители Севастопольской обороны побывали в тот день также на переднем крае Пугачевского и Разинского полков. После осмотра наших рубежей командующий СОР объявил благодарность всему личному составу третьего сектора.

У нас твердо соблюдалось правило: всегда говорить бойцам правду о положении дел под Севастополем, какой бы суровой она ни была.

Со второй половины апреля стало ясно, что близятся дни самых тяжелых боевых испытаний. Противник вел себя все активнее. Его разведка упорно старалась проникнуть в наше расположение. Особенно настойчиво прощупывали немецкие разведчики участок 287–го полка на левом фланге дивизии.

В отличие от того, что было накануне декабрьских боев, мы теперь располагали довольно точными данными о силах противника, его действиях и намерениях. Вся информация, которую передавали нам Военный совет и штаб армии, подтверждала: новый штурм не за горами.

В начале мая немцы развернули наступление на Керченском полуострове и в двадцатых числах вытеснили оттуда наши войска, развязав себе руки для наступления на Севастополь. На подступы к нему немедленно стали перебрасываться войска, освободившиеся под Керчью. Шли эшелоны с боеприпасами, подтягивались артиллерия и танки, происходило перебазирование авиации.

Настало время, когда штурма можно было ждать со дня на день. Мы привели все в боевую готовность. Командиры и политработники откровенно рассказывали бойцам о сложившейся обстановке, о том, что предстоит драться с врагом, у которого большой перевес в численности войск, в боевой технике.