У черноморских твердынь. Отдельная Приморская арми - Страница 62

— Да, хорошо бы сохранить Приморскую армию как самостоятельную боевую единицу! — выразил вслух общие мысли Иван Ефимович Петров.

Почему‑то верилось, что это наше горячее желание еще может осуществиться.

Но главной заботой было, конечно, приведение войск в боевую готовность: приказ о выдвижении их на север Крыма мог последовать с часу на час.

Мы считали также важным подвести с личным составом некоторые итоги наших действий под Одессой, связав это с разъяснением новых задач. Решили не упускать редкого на войне случая, когда все наши люди находятся в одном месте, и провести в соединениях митинги.

Первый из них должен был состояться в тот же день в 16 часов на Корабельной стороне, где находились основные силы армии. Условились, что после митинга выступит с небольшим концертом артистическая группа, созданная при политотделе в страдную пору Одесской обороны.

На Корабельную едем с Михаилом Григорьевичем Кузнецовым. Во дворе бывшего зенитного училища, где назначен митинг, нас встречают полковой комиссар Я. Г. Мельников и батальонный комиссар М. С. Гукосян— военком и начальник политотдела 95–й стрелковой дивизии. Здесь и старший батальонный комиссар Н. А. Бердовский — начальник политотдела 25–й Чапаевской. Это руководящие политработники основных соединений Приморской армии — обе дивизии входили в ее состав с самого начала.

Бердовский — старый чапаевец, член партии с девятнадцатого года. После гражданской войны сражался в Средней Азии с басмачами и имеет нагрудный знак «За храбрость» от правительства Таджикской республики. На одесских рубежах он был примером мужества и бесстрашия. Не раз поднимал бойцов в контратаки и Мамикон Сергеевич Гукосян. Зная его способность воодушевлять и сплачивать людей уже одним своим присутствием, командир дивизии часто просил начальника политотдела быть там, где складывалась трудная обстановка. Этот исключительно храбрый человек зарекомендовал себя в то же время большим знатоком партийнополитической работы, искусным организатором ее на фронте.

Начальники политотделов дивизий рассказывают, как размещен личный состав. Бердовский сообщает, что минометные и артиллерийские подразделения, а также разведка пополнились коммунистами и комсомольцами. Это мне очень важно знать —речь идет о том, как расставлены те коммунисты и комсомольцы, которые были направлены в обе дивизии из тыловых учреждений армии в последние дни обороны Одессы.

Двор училища уже заполнили бойцы. С кузова грузовика, заменившего трибуну, открываю митинг. Говорю о значении обороны Одессы, о том, что наша армия с честью и до конца выполнила там свой долг и ушла непобежденной, ушла для того, чтобы отстоять от врага Крым. Призываю приморцев хранить и умножать боевую славу и традиции, сражаться на крымской земле еще упорнее, сорвать здесь наглые замыслы фашистских захватчиков.

Уже по тому, как встретили мое вступительное слово, чувствовалось: люди настроены по–боевому. Нет, не сломило их духа оставление Одессы, как ни тяжело было это пережить. И не об отдыхе они помышляют, хотя и заслужили его. Ненависть к врагу держит их в напряжении, словно в каждом сжалась до предела и ждет разрядки действием какая‑то внутренняя пружина.

Ощущение этой общей суровой собранности, общей духовной готовности к новым боям все усиливалось, по мере того как выступали перед своими товарищами бойцы и командиры. Горячо говорил минометчик Беляев из Чапаевской дивизии. И слушали его тоже горячо, — пожалуй, это будет наиболее точное определение. Вот он упомянул о Перекопе, сказал, что, быть может, придется сражаться там, где в гражданскую покрыли себя славой отцы и старшие братья, — и будто живая волна прошла по массе бойцов. Должно быть, сами названия тех мест, которые им предстояло защищать, воскрешали в сознании знакомые всем героические страницы истории.

Я возвращался с митинга, охваченный гордостью за людей, которые были героями под Одессой и — в этом не могло быть сомнения — снова покажут себя героями в тех боях, что у нас впереди.

В тот же день мы узнали, что войска Приморской армии приказано срочно готовить к переброске на север Крыма.

Полевое управление армии перебралось в Симферополь. Полковник Н. И. Крылов, который прибыл туда еще раньше (Шишенин, возглавлявший в Одессе штаб оборонительного района, вернулся в Крым на должность начальника штаба армии, а Крылов на некоторое время опять стал начальником оперативного отдела), встретил нас новостями организационного характера. Мы узнали, что армия включена в состав войск Крыма с подчинением ей 172–й стрелковой и двух кавалерийских дивизий и уже получила боевую задачу. Из этого следовало, что Приморская армия сохранялась.

Политотдел немедленно занялся партийно–политическим обеспечением поставленной войскам задачи. Армии предстояло наступать, и притом с ходу. А до сих пор мы все время вели оборонительные бои, в которых накопили немалый опыт. Залог успешного решения новых задач мы, как всегда, видели прежде всего в том, чтобы мобилизовать на их выполнение коммунистов и комсомольцев, роли которых в наступлении и посвящались проходившие в частях партийные и комсомольские собрания.

Наступление началось 24 октября. Из окопа наблюдательного пункта 95–й дивизии в районе Воронцовки я вместе с ее комиссаром Я. Г. Мельниковым смотрел, как пошли в атаку наши части.

Немцы, только что прорвавшиеся сюда от Ишуни, сопротивлялись яростно, вели сильный огонь. Но приморцы, преодолевая его, упорно, хотя и медленно, двигались вперед.