У черноморских твердынь. Отдельная Приморская арми - Страница 4

17 августа командир 90–го стрелкового полка полковник М. С. Соколов сам возглавил свой резерв с двумя зенпульустановками и отбросил назад два румынских батальона с большими для них потерями. Счетверенные зенитные пулеметы, установленные на грузовых автомобилях, имели все стрелковые полки, и они широко использовались для отражения наземных атак.

За два–три дня противник потерял только в районе станции Карпово до 3 тысяч солдат убитыми. Но чего стоило удержать здесь наши позиции! Об этом может свидетельствовать, например, появившаяся 17 августа в журнале боевых действий армии запись о том, что командир 95–й дивизии бросил в контратаку последний резерв — комендантский взвод и роту связи во главе с начальником оперативного отделения штаба.

Надо сказать, что генерал В. Ф. Воробьев не жаловался на тяжелое положение своей дивизии и не просил усилить ее армейскими резервами. Правда, 95–я дивизия не так зависела от территории, как войска в других секторах, и могла ненадолго позволить себе даже маневренную оборону (здесь передний край отстоял от города примерно на 40 километров, а в других секторах кое–где он был ближе вдвое).

В какой‑то степени Военный совет армии был тогда спокоен за Западный сектор. Утром все того же трудного дня 17 августа я даже временно взял три из девяти батальонов дивизии Воробьева для поддержки 25–й дивизии в соседнем Южном секторе. И шесть стрелковых батальонов, поддерживаемые одним пулеметным, противостояли шести пехотным дивизиям румын… Что и говорить, такое соотношение сил, допущенное даже на короткое время, могло иметь печальные последствия. Однако обстановка заставляла идти на риск.

Вдобавок на генерала Воробьева возлагалось руководство контрударом, который был предпринят, чтобы восстановить положение на стыке 95–й и 25–й дивизий. Но на следующий день пришлось думать о том, чем и как помочь самой дивизии Воробьева: появилась реальная угроза, что враг возобновит здесь наступление крупными силами.

Готовых резервов не было. Мы собрали 600–700 бойцов из выздоравливающих и только что призванных, взяли из Восточного сектора отряд моряков и бронепоезд и все это передали в распоряжение В. Ф. Воробьева. Артиллеристам его дивизии подбросили снарядов, в которых у нас тогда ощущался острый недостаток. На поддержку этой дивизии нацелили с утра всю истребительную авиацию — 69–й авиаполк.

Но важнее всего было то, что к встрече противника основательно подготовилась сама 95–я дивизия. На танкоопасное направление — по обе стороны железной дороги — были выдвинуты артиллерийский полк майора А. В. Филипповича и отдельный противотанковый дивизион капитана В. И. Барковского. На ожидаемом направлении главного удара оборонялся 161–й стрелковый полк под командованием опытного и энергичного полковника С. И. Сереброва. Тут же находились пулеметчики— кадровые, отлично подготовленные — из Тираспольского укрепрайона. Местами станковые пулеметы были расставлены в 40 метрах один от другого.

Начарт дивизии полковник Д. И. Пискунов хорошо организовал огонь артиллерии. Было приказано открывать его, как и пулеметный огонь, только по сигналу, который последует при подходе пехоты и танков на 200— 300 метров к переднему краю.

Как мы и догадывались, противник утром 18 августа перешел здесь в наступление. После сильной артподготовки к нашим позициям двинулись танки, за ними — густыми цепями пехота. Не встречая ответного огня, она шла во весь рост, стреляя на ходу.

Наши бойцы и командиры проявили огромную выдержку, ожидая сигнала. Когда он последовал с НП 161–го полка, был открыт огонь из всех видов оружия. Поле боя окуталось дымом — горели танки. Цепи вражеской пехоты остановились, залегли, потом начали отходить.

В этом бою противник потерял 28 танков и не менее половины участвовавших в атаке солдат и офицеров, что подтвердили потом неприятельские оперативные документы. Были разбиты наступавшие в первой линии две пехотные дивизии (3–я и 7–я) и танковая бригада.

Разгром противника у станции Карпово явился результатом слаженных действий пехоты, артиллерии, авиации. Отлично действовал бронепоезд, построенный одесскими рабочими (он был передан армии в первых числах августа), который зашел противнику в тыл и вел пулеметный огонь сразу с двух бортов.

Все было согласовано, как на хорошей военной игре. Во время боя штаб дивизии имел надежную связь со штабом армии, а генерал Воробьев, находившийся на своем НП, был связан непосредственно со мною.

Наверное, я волновался больше самого Василия Фроловича, когда он доложил о начале вражеской танковой атаки. Ведь в то время наша пехота еще страдала танкобоязнью и порой не выдерживала танковых атак.

Я готов был прыгать от радости, услышав по телефону:

— Танки противника горят, пехота расстреливается нашими пулеметами…

Общее ликование царило в эти минуты не только на переднем крае, на всех наблюдательных пунктах, откуда видели бой своими глазами, но и у нас в штабе армии.

В Западном секторе на некоторое время наступила тишина. В других секторах бои продолжались. В Восточном одна за другой отбивались атаки у Булдинки. В Южном секторе 25–я дивизия при поддержке полка 95–й вела напряженный бой с превосходящими силами противника на своем правом фланге. Положение здесь осложнялось тем, что у нас кончились 122–миллиметровые снаряды и были на исходе 76–миллиметровые.

Тревожные вести поступали с моря. Авиаразведка установила выход из Сулина группы транспортов, охраняемых самолетами и сторожевыми катерами. Наши бомбардировщики атаковали эти корабли, потопили два транспорта и один повредили, заставив остальные повернуть обратно. Естественно, возникал вопрос: не было ли это попыткой противника высадить где‑то в районе Одессы морской десант?