У черноморских твердынь. Отдельная Приморская арми - Страница 34

Сперва противник предпринял атаку на участке 241–го полка, но, отброшенный огнем нашей артиллерии, направил следующие удары против 161–го. Около полудня Толстиков доложил, что враг окружает его командный пункт. На поддержку этого полка была переключена вся артиллерия дивизии. К Толстикову отправились начальник оперативного отделения штадива капитан Василий Павлович Сахаров и два инструктора политотдела.

После ранения майора Чиннова капитан Сахаров (как и некоторое время до прихода Чиннова) исполнял обязанности начальника штаба дивизии. И так же, как Чиннову, ему часто приходилось лично обеспечивать ликвидацию очередного прорыва противника. Дважды за последние дни он возглавлял резервные подразделения, силами которых выправлялось положение на участке 241–го полка. А теперь у нас и резерва‑то не было. Посылая начальника штаба в 161–й полк, я стремился хотя бы морально поддержать молодого командира.

И полк выстоял, отбил вражеские атаки. Существенно помогли ему в этот день флотские артиллеристы — и береговые, и корабельные. Теперь они вели огонь уже не по площадям, как в первое время, а по данным своих корректировочных постов, вынесенных на передний край обороны.

Заканчивался август. В последних его числах самым напряженным сделался участок 90–го полка. В ночь на 30–е и весь день бои были такими кровопролитными, что пополнение в триста человек, присланное штабом армии, едва компенсировало потери одних суток.

Мне трудно найти слова,, чтобы по достоинству оценить героическую стойкость наших полков и батальонов. Растянутые тонкой цепочкой, позади которой зачастую не было никаких резервов, они мужественно отбивали беспрерывные атаки фашистских частей, все время получавших подкрепления.

К концу. августа, как установила, разведка, против 95–й дивизии действовали части семи. неприятельских дивизий. Силы — что и говорить! — весьма неравные. Однако, несмотря на огромный численный перевес, врагу не удавалось реализовать свои планы. Пленные офицеры показывали, что в 3–й пехотной дивизии снова побывал Антонеску, который сместил ряд командиров и опять потребовал решительного наступления. А один пленный заявил: «У вас скоро не станет снарядов, а у нас людей». Со снарядами действительно было туго, но страх перед нашей артиллерией во вражеском стане все возрастал.

Вся наша артиллерия под Одессой, включая и корабельную, была собрана теперь в единый кулак с централизованным управлением. Командующий артиллерией Приморской армии полковник Николай Кирьякович Рыжи мог, если это требовалось, сосредоточить на участке фронта шириною в 2–3 километра огонь трех десятков батарей.

Артиллерия оставалась в большинстве случаев единственным средством поддержки нашей пехоты и тогда, когда нажимал враг, и тогда, когда мы сами его атаковали. На авиацию рассчитывать особенно не приходилось: ее в Одессе было слишком мало. Но, когда фашистские бомбардировщики не угрожали городу, наши «ястребки» использовались для штурмовки вражеских наземных войск с бреющего полета. И с некоторых пор я, как и другие командиры дивизий, получил прямую связь с командующим ВВС' оборонительного района. Это помогало, если самолеты вообще могли быть нам выделены, быстрее вызвать их на поле боя.

Первые сентябрьские бои так же упорны, как последние августовские. Полки 6–й румынской дивизии, только что прибывшей на фронт, наносят удар в стык наших поредевших 161–го и 90–го полков. Из обоих просят помощи, но резервов нет ни у меня, ни у командарма. Выручают артиллеристы. Три дивизиона флотской береговой артиллерии и три дивизиона армейской накрывают сосредоточенным огнем скопление вражеских войск вблизи хутора Важный. Там поднялся такой дым, что начинают жаловаться корректировщики: им ничего не видно. Помогла нам в этот раз и авиация.

После двух заходов истребителей на штурмовку противник окончательно прекращает атаки.

А перед тем кое–где приходилось отбиваться и штыком. И так уж повелось под Одессой, что на самых опасных участках вырываются вперед командиры, в том числе и старшие, которым, вообще‑то, положено находиться совсем в другом месте.

В разгар боя начальник штаба 241–го полка темпераментный майор Амбиос Кургинян вскочил в машину с зенитно–пулеметной установкой, вывел ее на выгодную позицию и шквальным огнем прижал к земле ринувшихся к нашим траншеям румын. Их атака захлебнулась. Но по тому месту, где появилась машина, ударила неприятельская батарея, и Кургиняна тяжело ранило. В те же часы выбыл из строя майор Опарин, принявший после ранения Соколова 90–й полк. Командовать им ему довелось лишь несколько дней.

Только 9 сентября на фронте наступает некоторое затишье. Мы используем его для укрепления своих рубежей, минируем подступы к нашему переднему краю. Вспоминаю траншейные мины, которые перед войной демонстрировал на полигоне энтузиаст полевой фортификации генерал–лейтенант Д. М. Карбышев. Вот бы их сюда! Пригодились бы и окопокопатели — их тогда тоже нам показывали. А тут говорим спасибо одесским рабочим за то, что в достатке снабжают лопатами. И приходится неустанно внушать красноармейцам, сколь важно для надежности нашей обороны поглубже зарыться в землю.

Передышка позволяет заняться и другими назревшими вопросами. Теперь все в дивизии увидели, что значит для отражения вражеских атак хорошая организация огня — артиллерийского, минометного, пулеметного. Однако если к артиллеристам существенных претензий нет, то о минометчиках и пулеметчиках этого пока не скажешь. Некоторые расчеты комплектовались поспешно, и в них порой оказывались люди, не только плохо обученные, но и недостаточно стойкие. Поэтому приказываю командирам полков лично проверить, насколько пригодны для своей роли прежде всего те, кто возглавляет расчеты.