Командование 9–й и Приморской армий решило упредить это новое наступление и попытаться ликвидировать захваченный врагом плацдарм в районе Дубоссары, Григориополь, Карманово. Эта задача возлагалась на части четырех дивизий (все — далеко не полного состава). Нашей дивизии предстояло нанести удар под основание вражеского клина — вдоль дороги на Григориополь, а затем уничтожить наведенные противником переправы и отрезать ему выход из перерытского мешка. Этот мешок — вытянувшийся на много километров выступ левобережья в районе села Перерыта, образованный крутым изгибом реки, — враг использовал для накопления переправлявшихся через Днестр сил.
Вернувшись из Шибки и Темуша в Малаешты — на основной дивизионный КП, мы обсуждали, как лучше выполнить свою задачу. Возлагать большие надежды на 90–й и 241–й полки сейчас не приходилось. Поэтому было решено сформировать ударную группу из относительно менее потрепанных подразделений. Туда вошли, в частности, третий батальон 161–го полка и два разведбатальона (наш и из 25–й дивизии, временно оказавшийся у нас). Всего набралось до полутора тысяч бойцов пехоты при восьми противотанковых пушках. Танков, конечно, не было.
Когда встал вопрос, кому командовать группой, единственным подходящим кандидатом оказался начальник разведки дивизии капитан Иван Акимович Чистяков. Назначение он воспринял как большую честь: численность группы превышала то, что оставалось в 90–м и 241–м полках, вместе взятых. Начальником штаба к Чистякову назначили боевого командира тринадцатого разведбатальона старшего лейтенанта Михаила Григорьевича Долгого.
Наступление, начавшееся в ночь на 5 августа, шло на первых порах успешно. Продвинувшись к утру на 5–6 километров, наши части вернулись на рубеж Шибка, хутор Темуш, Григориополь. В ударной группе отлично показал себя батальон серебровского полка. Комбат лейтенант М. К. Кубышкин шел в атаку впереди своих рот. Когда он был смертельно ранен, его заменил такой же бесстрашный лейтенант Яков Бреус.
С рассветом противник поднял авиацию, и это сразу сказалось на ходе боя. За Днестром, где много перелесков и поросших кустарником холмов и долин, вражеская авиация была еще не так страшна для пехоты. А тут мы наступали по голой (хлеб уже убрали), ровной степи, и в воздухе не было наших истребителей.
Утром навстречу нашим частям двинулись цепи неприятельской пехоты. Скоро стало ясно, что наши сведения о силах противника на левом берегу весьма устарели. Предполагалось, что у него немногим больше дивизии. А против нас оказались 50–я и 73–я пехотные дивизии немцев, 5–я пехотная дивизия, танковая и кавалерийская бригады румын…
Соотношение сил было слишком неравное. В тот же день, 5 августа, командиру корпуса пришлось отдать приказ о переходе к обороне. Однако и удержаться на достигнутых рубежах мы не могли. Противник прорвал нашу оборону на участке 90–го полка, и над другими частями нависла угроза быть отрезанными.
В ночь на 6 августа мы начали, загибая правый фланг к юго–востоку, отходить на новый оборонительный рубеж: Плосское, Малаешты, Красная Горка. Оттуда до Тирасполя фронт оставался пока по Днестру. Обжитый командный пункт в Малаешты был свернут и переносился в Гребеники…
За следующий день противник настолько продвинулся на восток, что мог запросто выйти нам в тыл. С 30–й дивизией мы были уже разъединены. В час ночи на 7 августа полковник Соколов, получив устное распоряжение командира корпуса, отдал приказ об отходе на рубеж Ивановка, Мацкулы, Ново–Петровка, Детинск. Начать отход предписывалось немедленно, забирая с собой вооружение из дотов Тираспольского укрепрайона.
Мы провоевали полтора месяца, за это время возросли стойкость и воинское умение наших бойцов, опыт командиров. Однако противник по–прежнему имел большой перевес в силах, бросал на фронт новые и новые соединения.
Опять и опять мы со старшим лейтенантом Дьякончуком склонялись над картой. Где мы остановим врага? Ответить на это не мог ни Михаил Степанович Соколов, ни новый наш товарищ — батальонный комиссар Алексей Петрович Гордеев. Он прибыл к нам на должность комиссара штаба в первых числах августа, в очень Трудное время, и как‑то сразу нашел свое место в общей напряженной работе.
7 августа я узнал от полковника Соколова, что весь 14–й корпус отходит на юго–восток, в сторону Одессы. Там, сказал он, должна быть подготовлена сильная в инженерном отношении линия обороны с противотанковыми рвами и различными заграждениями.
— Как бы не пришлось драться в окружении, — добавил Михаил Степанович. — Противник для того и старается все время обойти наш правый фланг, чтобы прижать нас к морю…
Командир дивизии и штаб старались укрепить у всего командного состава уверенность, что близок рубеж, на котором мы остановимся окончательно, с тем чтобы потом, когда придет для этого время, двинуться на запад.
Мы получили новый приказ: к утру 9 августа отойти на линию Жеребково, Катаржино, Кошары, Раздельная. Это уже были дальние подступы к Одессе: до города 40–750 километров. От нас требовали особенно надежно прикрыть направление Раздельная, Одесса. У Раздельной предстояло установить контакт с 25–й Чапаевской дивизией, которая опять, как в Молдавии, становилась нашим соседом.
Отход на этот рубеж был трудным. Часги дивизии, передвигавшиеся на широком фронте, растянулись на много километров и в глубину. Проводные линии связи свертывались, а радиосвязь часто подводила. Для передачи любого распоряжения, для выяснения обстановки приходилось непрерывно посылать работников штаба в полки и батальоны. И главное — наседал противник, от которого никак не удавалось оторваться. В этот день против нашей дивизии действовали 3, 7, 15–я пехотные и 1–я кавалерийская дивизии румын, а на правом фланге— часть сил 72–й пехотной дивизии немцев…