Лейтенант Никифоров доставил комбату Пчелкину письменное приказание на ввод батальона в бой. По ходам сообщения под прикрытием артиллерийского и минометного огня второй батальон быстро выдвинулся на указанный ему рубеж. И оказался там как раз вовремя.
Командный пункт майора Пчелкина находился между первой нашей позицией, прорванной на этом участке врагом, и второй — недалеко от КП майора Кулиниченко. Теперь оба комбата оказались, по существу, на переднем крае, а Пчелкин — к тому же на фланге своих подразделений и даже несколько впереди них.
Но переносить КП в другое место он не стал. Это было в характере Якова Мартыновича, который вообще любил быть на передовой, мог запросто сам лечь за пулемет. По бригаде ходило много рассказов о его бесстрашном поведении в декабрьских боях. Личной храбростью был известен и комиссар второго батальона старший политрук Г. Я. Ершов, агроном по образованию, очень веселый и жизнерадостный человек. Сейчас он отправился в шестую роту, которой предстояло закрыть для врага прямой путь к кордону Мекензи.
Вместе с Пчелкиным и связистами на КП был уполномоченный особого отдела А. Т. Куролесов, молодой и задорный старший лейтенант. Рядом размещался комендантский взвод лейтенанта Савченко.
После полудня Пчелкин доложил комбригу, что рота немцев с семью танками наступает на высотку «Слива», а другая группа с восьмью танками идет цепями на позиции шестой роты.
— Уточните цели для артиллерии, — потребовал комбриг.
— Первая цель — это наш КП, только надо взять метров на сто вперед, — невозмутимо ответил Пчелкин. — Вторая — лощина южнее высоты 64.4…
Фашистские автоматчики быстро оказались совсем близко от батальонного КП. Старший лейтенант Куролесов и его ординарец Охрименко выскочили из блиндажа с ручным пулеметом и ударили во фланг наступающей цепи. По ней уже вели огонь и пулеметчики шестой роты — это было хорошо видно Пчелкину. Автоматчики залегли, многие — навсегда. Танки шли дальше. Но вот их накрыла наша артиллерия. Остановился и задымил один, потом второй, третий…
— Из восьми ушел обратно один танк. Семь осталось тут гореть, — доложил Пчелкин Потапову.
Тем временем другая рота автоматчиков по склону высоты приближалась к КП Пчелкина с фронта. По ним открыл огонь комендантский взвод. Заработал и счетверенный зенитный пулемет на «Сливе». Эту «счетверенку», хорошо замаскированную в специальном котлованчике, обслуживали два отважных молодых моряка — Поляков и Кудинов. Там, на «Сливе», они пересидели все обстрелы и бомбежки, предшествовавшие штурму. А сегодня утром уже сбили «юнкере» и теперь вот выручали комбата.
Огонь «счетверенки» окончательно прижал вражескую пехоту к земле. Но часть автоматчиков все‑таки успела обойти высотку и появилась позади батальонного КП. Куролесов так увлекся стрельбой по ним, что опомнился, лишь когда зашуршали над головой и начали рваться рядом снаряды: наша артиллерия ударила по подошедшим к КП и к «Сливе» танкам.
Два танка были уже подбиты гранатами. Другие, попав под артиллерийский огонь, стали прятаться за «Сливу». Один все‑таки переполз через траншею у КП. Кто-то из комендантского взвода метнул под него противотанковую гранату. Так отбили и эту атаку. Подняться на высотку «Слива» ни одному немецкому автоматчику не удалось.
Правый фланг беспокоил нас меньше. Там неприступной крепостью стояли высоты 90 и безымянная. Вражеские атаки на всем участке первого батальона отражались успешно. Командовал им старший лейтенант Николай Семенович Оришко. Он прибыл в бригаду, как и я, в феврале. Сперва был командиром роты, а уже в марте — начальником штаба батальона. Выглядел Оришко неказисто — худой, слегка сутулый, неизменно в ватной стеганке и шапке–ушанке. Но чувствовалась в этом скромном и тихом человеке внутренняя сила, вселявшая уверенность: в бою не подведет. Да и знали мы, что в боях он уже бывал, имел ранения, изведал, как говорится, почем фунт лиха.
В апреле Оришко назначили командиром первого батальона. Тогда же пришел к нему заместителем капитан–лейтенант Алексей Курбатов, статный белокурый моряк с синими глазами. В своем ладном кителе и флотских брюках, заправленных в легкие хромовые сапоги, он ходил по траншеям мягкой пружинистой походкой, казалось, постоянно готовый к прыжку. Нравились Курбатову всякие рискованные вылазки. Его тянуло к смелым и отчаяннум разведчикам. Впрочем, весьма уважал он и степенных, знающих себе цену бронебойщиков. В батальоне его быстро полюбили.
Вот какие командиры обеспечивали наш правый фланг. И стоял он крепко. Однако уязвимым местом первого батальона оказался стык с соседом — 287–м полком Чапаевской дивизии, где враг начал заходить нам в тыл.
— Противник атаковал позиции соседа справа. Идет бой в его траншеях, — тревожно доложил Оришко.
Потапов приказал ему помочь соседу своими силами. Комбат выделил для этого один стрелковый взвод и взвод автоматчиков. Возглавить их взялся Алексей Курбатов. Ради такого дела он снял защитную гимнастерку, в которой ходил последнее время, и облачился в морской китель.
Два взвода ударили по немцам с фланга. С лихим матросским кличем «Полундра!» — это словечко переняли от моряков и наши армейцы — отряд Курбатова ринулся в штыковой бой. И враг был сброшен с гребня высоты, на которую уже поднялся, положение восстановлено.
Но дорогой ценой заплатили мы за этот клочок севастопольской земли. На нем пали более 40 бойцов первого батальона. Остался там, сраженный пулеметной очередью, и любимец матросов и красноармейцев капитан-лейтенант Курбатов.