У черноморских твердынь. Отдельная Приморская арми - Страница 122

122

Полисская — жена нашего начмеда Александра Марковича Мармерштейна. Теперь она исполняет служебные обязанности мужа, о судьбе которого нам ничего не известно. Мармерштейн остался с батальонами, которые, судя по всему, попали в окружение. Там и начальник штаба Илларионов…

Рано утром 2 ноября возобновляем марш. Связи со штабом армии больше нет, и общая обстановка довольно неясная. По–видимому, наши части где‑то впереди, мы идем замыкающими. А за плоскогорьем растекаются фашистские войска. Они устремились к Севастополю и, надо полагать, — также на Южный берег Крыма, по автомобильной дороге. Но сюда, в предгорья, проникают пока лишь группы разведчиков.

Дальнейший маршрут прокладываем по труднопроходимым горным дорогам. Трое суток тащим по ним нашу технику, пробираясь в Коккозскую долину.

Перевалив через первый отрог Крымского хребта, спускаемся к селению Коуш (Шелковичное). Около него наша конная разведка, возглавляемая инструктором политотдела старшим политруком Родиным, обнаружила группу гитлеровцев на трех танкетках и мотоциклах. Конники атаковали врага так неожиданно, что фашисты разбежались, бросив две танкетки и два мотоцикла. Танкетки оказались набитыми награбленным имуществом местных жителей.

Коуш — украинское село. Встретили нас радушно, стараясь помочь чем только можно. Несколько работниц совхоза упрашивают взять их с собой.

— В санчасть, — спрашиваю, — пойдете?

— С большой любовью пойдем, милые вы наши! Только не оставляйте нас фашистам!..

Пятнадцать работниц, вступившие здесь в ряды нашей морской бригады, стали отличными санитарками и проявили большое мужество в боях за Севастополь.

В одном месте за Коушем дорога оказалась непроходимой для тракторов, автомашин и артиллерии.

— Подорвать скалы и расчистить путь! — приказываю инженеру бригады капитану Еремину.

— Но нас могут обнаружить фашисты… — сомневается инженер.

— Другого выхода все равно нет. А пока разберутся, что и где гремит, мы пройдем. Взрывайте!

Несколько взрывов позволили протащить дальше всю технику.

Всего нам предстояло перевалить через три отрога Главного Крымского хребта — Яйлы. Отроги разделяются реками, стекающими с гор. Первый — между Альмой и Качей — мы уже пересекли. Теперь форсируем второй отрог — между Качей и Бельбеком. Он шире первого и не так крут, и мы сравнительно легко взбираемся на водораздел.

Утром 5 ноября оказываемся в лощине, густо заросшей садами. На деревьях сохранилась еще листва, окрашенная в причудливые цвета осени — то пурпурная, то светло–желтая, то фиолетовая. Среди листьев видны крупные плоды айвы. Не собраны еще и грецкие орехи.

И такая кругом тишина, будто вовсе нет войны. На минарете показался муэдзин и, воздев руки к небу, прокричал своим правоверным призыв на молитву. От приземистых саклей тянутся в безоблачную высь струйки дыма. Взметая желтую пыль, идет стадо овец. Позванивает колокольчик на шее жирного барана. Маленький пастушонок, давая нам дорогу, гонит отару в боковую улочку.

Селение Биюк–Узенбаш (Счастливое) стоит километрах в двенадцати от шоссе Бахчисарай — Ялта. На окраине делаем привал у тихо журчащего Бельбека. Наши продовольственные запасы кончаются. Обходимся супом из мясных консервов.

В боевой обстановке отдых часто прерывается чем-нибудь непредвиденным. Так и сейчас. Со стороны Коккоз (Соколиное) послышались вдруг пулеметные очереди. Стреляют довольно далеко, но по лощине звуки доносятся очень отчетливо.

Что там, впереди, пока неясно. Но появление немцев в Коккозской долине вполне возможно: тут проходит большая дорога из Бахчисарая, уже занятого гитлеровцами, на Алушту и Ялту.

Через два часа достигаем селения Гавро (Отрадное). Еще издали видно, что здесь остановились какие‑то части Приморской армии. Приблизившись, замечаем у крайних домиков группу командиров. Среди них два генерала. Один, кряжистый и широколицый, сильно жестикулируя и время от времени поправляя сдвинутую на затылок папаху, что‑то говорит другому, худощавому и почти черному от загара. А тот всматривается туда, откуда продолжают доноситься выстрелы.

Мы с Ехлаковым подходим и представляемся.

— Очень кстати вы подоспели, — говорит кряжистый генерал. — Я командир Чапаевской дивизии Коломиец. А это командир девяносто пятой дивизии генерал Воробьев. Будем пробиваться на Ялту, — продолжает Коломиец, — но выйти на Ялтинское шоссе, как видите, мешают немцы. Они — в Фоти–Сала и Ени–Сала. Оттуда и бьют из минометов и пулеметов. Сильно обстреливается развилка дорог, где нам нужно пройти, чтобы повернуть на Коккозы…

— Я понял вас, — отвечаю генералу.

— Чем вы располагаете? — спрашивает Коломиец.

Докладываю, что имеем немного 120- и 107–миллиметровых мин, сотни две 76–миллиметровых снарядов. Плюс к этому огонь стрелкового батальона.

— Прекрасно, — резюмирует Коломиец и поручает подавить минометы противника на двух высотах северо-западнее Ени–Сала.

Подразделения бригады быстро занимают огневые позиции. Вместе с артиллеристами приморцев, у которых тоже мало боеприпасов, подавляем немецкие батареи. Так осуществилось на пути к Севастополю первое непосредственное боевое взаимодействие 7–й бригады морской пехоты с частями Приморской армии.

В сумерках входим в Коккозы. Теперь путь на Ялту открыт, и вряд ли немцы осмелятся преследовать нас ночью. Но все‑таки я решаю, что основной боевой состав бригады — отряд в 700 человек — поведу и дальше через горы. А артиллерию и минометы, а также бригадные тылы, включая транспорт с ранеными, отправляю с приморцами по шоссе через Ялту. Эту часть бригады возглавил комиссар Н. Е. Ехлаков. Наш начальник политотдела Александр Митрофанович Ищенко находился в четвертом батальоне капитана Гегешидзе, который прикрывал отходившие войска и должен был затем самостоятельно идти на Алушту.

122