У черноморских твердынь. Отдельная Приморская арми - Страница 117

117

Буквально до последнего человека сражалась на своей высоте 365–я батарея зенитчиков. 800 бомб сбросила фашистская авиация на батарею капитана М. В. Матушенко, но она, практически, совсем не пострадала и по–прежнему поддерживала полки своим огнем.

Мой НП помещался теперь на колокольне Братского кладбища. Утром 13 июня я, как обычно, был там. Запищал зуммер полевого телефона, и я услышал в трубке голос Александра Григорьевича Капитохина:

— Есть интересные новости. Зайдите ко мне!

В землянке комдива был начальник оперативного отделения штаба майор Иван Акимович Чистяков, в недавнем прошлом возглавлявший дивизионную разведку и продолжавший уделять ей особое внимание. На столе лежала развернутая немецкая карта.

— Это принесли ночью разведчики, — пояснил командир дивизии. — Карта найдена у убитого офицера. Тут все основные сведения о наступлении, которое угрожает нам завтра. Давайте подумаем, как упредить врага.

На карту были нанесены полоса наступления и боевой порядок немецкого полка. Конечной целью данного наступления являлся захват Братского кладбища. Точно было обозначено исходное положение для атаки — лощина северо–восточнее высоты 42.7.

— Да, тут представляется случай разгромить врага на исходной позиции, — сказал я и изложил соображения, как можно сделать это силами минометного дивизиона, одной гаубичной батареи и еще некоторых подразделений.

Комдив одобрил эти соображения. Мы с майором Яковлевым быстро разработали детальный план, и начальник штаба отправился с ним в части.

Тот день памятен мне еще одним вызовом к командиру дивизии. Когда я пришел к нему, там уже находились комиссар и начальник политотдела.

— Читайте! — торжественно произнес полковник Капитохин, протягивая лист бумаги с машинописным текстом.

Сверху стояли фамилии вице–адмирала Ф. С. Октябрьского и генерал–майора И. Е. Петрова: им это было адресовано. Но я прежде всего обратил внимание на подпись внизу: «И. Сталин». Потом стал читать текст:

«Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя — красноармейцев, краснофлотцев, командиров и комиссаров, мужественно отстаивающих каждую пядь советской земли и наносящих потери немецким захватчикам и их румынским прихвостням.

Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером для всей Красной Армии и советского народа.

Уверен, что славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной».

— Это ко многому обязывает, — задумчиво сказал комиссар Алексей Петрович Гордеев. — Очень ко многому.

Такое обращение Верховного Главнокомандующего к бойцам и командирам, сражавшимся на каком‑то конкретном участке, сравнительно небольшом в общих масштабах громадного советско–германского фронта, было действительно необычным. Я не мог припомнить другого подобного послания. Мы все восприняли его с большим волнением. Это была очень высокая оценка партией, Родиной всего, что сделали севастопольцы до сих пор. И вместе с тем как бы напоминание, что наша борьба с врагом, ставшая в последнее время особенно трудной, по–прежнему, а может быть, даже еще больше нужна и важна.

Еще до вечера нам было доставлено из города это приветствие, отпечатанное типографским способом. В окопах его встретили восторженно.

Следующей ночью разведчики убедились, что немецкий полк в самом деле занимает обозначенное на карте исходное положение для атаки. И рано утром я с особенным удовольствием подал привычную команду «Огонь!». До наших позиций донеслись вопли фашистов, попавших под массированный огневой налет…

Наступление, назначенное противником на нашем участке на 14 июня, было сорвано. Разведчики, посетившие в следующую ночь район, где фашисты сосредоточивались для атаки, рассказывали, что вся лощина устлана трупами. По документам, взятым на убитых, было установлено, что разгромлен пехотный полк 73–й немецкой дивизии.

А день спустя, 16 июня, противник приступил к решительному штурму позиций нашей дивизии. Он потеснил наш 90–й полк. Тяжелая обстановка создалась в районе 30–й береговой батареи. Для усиления этого узла сопротивления, который вот–вот мог стать маленьким изолированным плацдармом, я направил противотанковую батарею старшего лейтенанта И. И. Агафонова.

Усилившийся нажим противника совпал для нас с началом острого недостатка боеприпасов. То, что было накоплено на батареях, мы израсходовали, а со складов поступало все меньше и меньше снарядов. Приходилось ограничиваться в основном стрельбой прямой наводкой. Особенно экономно расходовался оставшийся небольшой запас выстрелов на береговых батареях.

С 17 июня только против нашей, уже очень ослабленной, дивизии наступали три неприятельские. Из‑за больших потерь у нас не хватало людей для поддержания сплошного фронта, и мы переходили к обороне отдельных высот и опорных пунктов. И все же атаки фашистов отражались. Не смея подняться во весь рост, гитлеровцы ползли к нашим позициям на животе…

В Севастополе все смотрели на стойкость и мужество как на самое естественное и нормальное поведение человека. Но эти дни были полны невиданного массового героизма бойцов, командиров.

Управляя огнем своих орудий прямо с позиции, пал командир батареи старший лейтенант Миронов. Командование принял младший политрук Шевченко, и батарея продолжала вести огонь по фашистским танкам. Потом был убит и он, но батарея не умолкла. Не умолкла даже тогда, когда на огневой позиции осталось в живых два человека!

117